Монсегюр и загадка катаров - Страница 82

Германию конца XIII века можно уподобить тиглю, в котором оказывались разнородные на первый взгляд идеи и течения, благодаря чему на свет мог появиться удивительный сплав, как то было в случае цистерцианства во времена Людовика Святого. В поэзии миннезингеров зрели зерна грядущего немецкого иллюминизма (что прекрасно сумел показать Вагнер в своих «Нюрнбергских миннезингерах»), а на горизонте немецкой культуры уже видны были проблески «Авроры, или Утренней зари в восхождении» Якоба Беме… Интерес к секретным ритуалам и инициациям, понемногу охватывающий умы немцев, стал причиной зарождения тайных обществ. Одновременно с их появлением увеличилось число алхимиков, но их целью стало познание великих секретов вселенной, заключенное в поиске философского камня. С Востока приходили не только дорогие товары, такие как духи и специи, но и забытые культурные традиции. В свою очередь, монастырские ордена (как, например, Тевтонский орден) превращались в подобие цехов и гильдий, что приводило к появлению настоящих инициатических обществ. Учения, появлявшиеся в рамках таких центров, представляли собой своеобразное сочетание элементов, заимствованных из христианства, восточных религий, учений некоторых сект и ислама; возможно даже, что им были известны некоторые элементы из учений Малой Азии, Ирана и окрестностей Гималаев.

Вольфрам фон Эшенбах, по всей вероятности, уроженец Баварии, входил в окружение ландграфа Тюрингии Германа: среда, в которой он обитал, была пропитана оккультизмом. Множество его произведений осталось незаконченным, но эта судьба миновала «Парцифаля»: он дошел до нас в виде длинной поэмы, в центральную часть которой, по признанию самого автора, легла обработка романа Кретьена де Труа. Однако нельзя сказать, что произведение шампанского поэта было единственным источником его вдохновения.

Действительно, начало произведения посвящено приключениям отца Парцифаля, в то время как Кретьен де Труа не уделил родителю Персеваля ни строчки. Возможно, конечно, что этот новый герой является вымыслом самого Вольфрама фон Эшенбаха, решившего таким образом предварить приключения Парцифаля, но есть и другие вкрапления… Как, например, объяснить появление в поэме сводного брата Парцифаля, в жилах которого течет кровь европейца и мусульманина, — или упоминание в последней ее части Лоэнгрина, сына Парцифаля, потомки которого были известны как Истории, так и Легенде (например, Готфрид Бульонский)? Как нам кажется, эти герои были заимствованы из источников, далеких от кельтского оригинала, ставшего основой романа Кретьена де Труа.

Следуя литературной моде того времени, желавшей, чтобы авторы произведений беспрестанно ссылались на своих предшественников, Вольфрам фон Эшенбах признался, что его вдохновила легенда, отличная от той, которую изложил Кретьен де Труа:

Немало стоило труда
Рассказ Кретьена де Труа
Здесь выправить с таким расчетом,
Что то, что было нам Киотом
Поведано, восстановить
И эту быль возобновить,
Не высосав ее из пальца…

На протяжении всего произведения Вольфрам еще не раз обратится к некоему «Киоту Провансальцу», который «писал на французском». Указание на язык и вовсе сбивает с толку, потому что провансалец того времени мог писать на окситанском диалекте, но не французском языке. Критики, взявшие на вооружение тот факт, что Вольфрам довольно часто цитирует Провена из Брие, в то время как «Киот» является немецкой огласовкой имени Гуйо (или Гийо), решили, что таинственным информатором Вольфрама мог быть известный поэт Гюйо из Провена, автор множества поэм и сатирической Библии, столь же остроумной, сколь и беспощадной. Однако, на наш взгляд, это всего лишь совпадение.

Не исключено и то, что пресловутый «Киот Провансалец» — всего лишь выдумка, литературное лукавство Вольфрама фон Эшенбаха. Действительно, имя Гюйо (Гийо) связано с корнем «guille» (англо-саксонское «vile», английское «while»): старое, ныне исчезнувшее французское словечко, одновременно означающее «обман» и «вздор, пустяк». Французская литература XII–XIII веков дает нам множество примеров словесной игры, основанной на омонимии корня «guille» и имен Гийом, Гюйо или Гийо. Самый известный каламбур подобного рода фигурирует в знаменитом фарсе XV века «Адвокат Патлен», а выражение «Меня здесь за Гийома держат?» означает попросту, что кого-то в компании упорно принимают за дурака. Иными словами, в эпоху, когда трубадуры активно использовали «trobar dus» («темный стиль») и различные приемы словесной игры, вполне возможно, что своим «Киотом Провансальцем» достопочтенный баварец Вольфрам фон Эшенбах попросту «держал нас за Гийома».

Однако это не избавляет от вопроса, что же послужило дополнительным источником при создании «Парцифаля». Вот что сказал по этому поводу сам Вольфрам:

Историю Грааля под секретом,
Пусть знает, что своим запретом
Связал меня великий мастер Киот.
Сказав, что он один найдет
Место, где он обо всем расскажет.
Когда ему Авентюра прикажет…
Киот, продолжая со мной беседу
Сказал, что нашел в знаменитом Толедо
Сие удивительное сочинение
В первоначальном его изложении.
На арабском писано языке,
Оно хранилось в тайнике…
Хоть письменность у них другая.
К чернокнижию не прибегая.
Киот их азбуку постиг
Без помощи волшебных книг
Он человеком был просвещенным.
Но, что важней, он был крещеным!
А лишь крещеному дано