О мифологии германских племен нам известно лишь то, что рассказали о ней римский историк Тацит, памятники средневековой немецкой литературы и поздние, но сохранившие множество архаичных черт исландские саги. К основной массе германцев, обитающих на материке, стоит также отнести скандинавские и исландские народы. Благодаря этому будет легко установить соответствия между их мифологическими системами: так, германский бог Вотан, о котором сообщает Тацит, используя имя «Wutanaz», — не кто иной, как Один из исландских саг; германский герой Зигфрид известен скандинавам под именем Сигурд и т. д. Если бы в нашем распоряжении не оказалось памятников письменности, оставленных скандинавами, обращенными в христианство, то мы ничего не узнали бы о первобытной мифологии германцев, обитавших на материке.
При внимательном изучении мифопоэтических образов оказывается, что основные черты германо-скандинавской традиции схожи с мифологической системой народов Центральной Азии. Поэтому нет ничего удивительного в том, что нечто общее можно найти и в двух других традициях: в германо-скандинавской мифологии и маздеизме.
Мифология — это своеобразный генетический код цивилизации, заключающий в себе информацию об условиях ее формирования, среди которых немаловажное место занимает климатический фактор. В рассказах, оставшихся в наследство от древних скифов центральной Азии (и реконструированных Жоржем Дюмезилем), мир находится в состоянии непрерывной борьбы двух антагонистических начал, холода и жары. Жесткий континентальный климат с несоразмерностью лета и зимы является, согласно преданиям, следствием величайшего противостояния богов-оппозиционеров. Таким образом, в битве Ахурамазды (Света и Огня) и Ахримана (Мрака и Холода) отразились реальные черты повседневной жизни, в то время как природный контраст стал основой для возникновения дуализма.
В рассказах скифского происхождения появляется персонаж по имени Батрадз. Этот герой был рожден довольно необычным способом: мать Батрадза умерла до его рождения, поэтому его донашивал отец — таким образом, Батрадз родился из его спины. Батрадз раскален, как огонь, и одет в железные доспехи; от него веет жаром; в течение всей жизни он борется против холодных темных сил, выступая в роли защитника людей.
Батрадз похож на Кухулина, грозного воина из ирландского эпоса, однако многие черты, присущие скифскому герою, у его ирландского собрата отсутствуют. Но кое-что все же остается: чтобы остудить свой пыл, Кухулину приходится окунаться в чан с холодной водой, которая от прикосновения героя начинает закипать. В германо-скандинавской мифологии этот отголосок архаики исчезает: герой эпоса — обычный храбрый воин, достойный того, чтобы оказаться после смерти в Вальхалле, куда его уносят валькирии. При помощи таких героев, твердых, как железо, и пылких, как огонь, боги могут оказать сопротивление силам Тьмы, таящимся в глубинах земли. Эти силы, нашедшие отражение в образе великанов, готовятся к битве против богов, против небесной обители Асгарда, жилища асов и ванов (скандинавских богов), в котором находится Вальгалла. Иными словами, божества Асгарда являются Совершенными, Чистыми, а воины Вальгаллы — верующими, которые, еще не освободившись от оков материи, образуют промежуточное звено между миром Зла и миром Добра.
Однако эсхатологические идеи катаров оптимистичны (Сатана и его легионы будут заключены в огненном озере), в то время как в германской мифологии нападение великанов на мир богов будет финалом истории: в ходе последней битвы все (в том числе и богов) уничтожит Огонь. Единственной надеждой остается вера в воскрешение Бальдра, сына Вотана-Одина, убитого по вине злокозненного Локи. Вслед за воскрешением юного бога последует возрождение мира, который будет полностью отличаться от прежнего. Однако представления о рагнареке и возрождении мира описаны в скандинавских текстах довольно туманно, что вызывает вопрос о том, не говорит ли подобная эсхатологическая концепция о вере германцев и скандинавов в уничтожение существ и вещей.
Несмотря на различие представлений о загробном мире, в концепциях нордических народов и катаров есть одно общее: непримиримая борьба двух начал, Света-Огня и Мрака-Холода. Души падших ангелов, погруженные в сон, томятся в темном холодном царстве Сатаны-Материи. Пробудиться и ответить на зов могут лишь души, коснувшиеся божественного Огня, исходящего из царства Света. Конец света мыслится катарами как торжество Огня, что роднит их представления с эсхатологическими германо-скандинавскими идеями. Огонь знаменует конечную победу созданий Света над порождениями Тьмы: из пламени, как Феникс, возрождается Бальдр (несомненно, персонаж, имеющий одни корни с Батрадзом). Но какой ценой дается эта победа? Ценой наивысшего отречения, уничтожения любой материальной субстанции, то есть пресечения рода человеческого, который есть не что иное, как временные оковы первозданного Света, подверженные порче. Вот поэтому «Новый человек» в германо-скандинавской мифологии может появиться на свет лишь ценой мирового катаклизма. Та же идея содержится и в доктрине катаров: полного очищения можно достичь лишь с помощью огня. Это подтверждает сам образ действий совершенных в день 16 марта 1244 года: взошедшие на костер катары пели гимны, восхваляющие Свет.
Очищение — таково главное слово.
Появление этого понятия у катаров закономерно, поскольку, с их точки зрения, материальный мир есть не что иное, как переход от первозданного ангельского состояния к дьявольскому. Но подобное представление чуждо германо-скандинавскому видению мира, согласно которому сознание появилось из первоначального Хаоса. Как только сознанию дан первый толчок, оно более не может остановиться: дойдя до крайних пределов, оно должно высвободиться от сжимающей все оболочки, очиститься в ходе жизни-борьбы, жизни-противостояния. В книге Отто Рана «Двор Люцифера» — в этом дневнике путешествия, который он вел, будучи в краях катаров, — можно наткнуться на странное размышление: