Об этом надо помнить, чтобы понять катаризм. Ведь совершенно очевидно, что именно Ахриман послужил прообразом иудеохристианского Сатаны. Но катары не довольствовались заимствованием этого представления, они добрались до эзотерического значения образа Ахримана и сделали последнего творцом материи, тем, кто рассеял первоначальную энергию божества в иллюзорном мире, который надлежит разоблачить, чтобы получить возможность вернуться в мир высших реальностей, мир духовного Света, символом которого является Ахурамазда.
При такой постановке вопроса нельзя с определенностью сказать, что маздеизм — это дуализм. Это утверждение относительно верно, но верховный бог — все-таки Ахурамазда, имя которого означает «Господь-Мудрость». Этого верховного бога, по маздеистским верованиям, окружают светящиеся существа, Благодетельные бессмертные, которые представлены в точности как иудеохристианские архангелы и которым даны характерные имена, например: Бессмертие, Совершенная Добродетель, Благодетельное Благочестие. Символическая стихия этого верховного бога — Свет; таким образом, все, что дает свет, в первую очередь огонь, причисляется к лагерю абсолютного Добра.
С другой стороны, Ахриман представлен как несовершенное отражение Ахурамазды. Он имеет карикатурный вид, оставивший следы и в народной христианской традиции: на самом деле Дьявол в его гротескном, чудовищном, отталкивающем виде, с его желанием создать иной мир, с его репутацией (в народных сказках) строителя мостов, которым всегда чего-то не хватает, пусть даже одного камня, — это новый облик Ахримана. И этот образ как будто соответствует представлениям катаров: если душа имеет божественную сущность и создана Богом, то материя и тело — творения Сатаны, но эти творения несовершенны, тленны, потому что Дьявол не может создавать вечного.
Так в наброске, но с примечательной отчетливостью вырисовывается теория, которую называют дуалистической и которая в скрытом виде обнаружится в большинстве религий и приобретет исключительное значение, вытеснив все остальное, в западном катаризме. Дьявол — это карикатура Бога. И Ахримана тоже окружают существа уже не светящиеся, а темные, которым дали такие имена, как Жестокость, Заблуждение и Дурная Мысль. Все они — явные черти, которые вновь появятся в средневековом бессознательном.
Все это ведет к определению жизненных норм. Мораль необходима, потому что всякое доброе дело способствует будущей победе Ахурамазды, тогда как всякое дурное дело, усиливая значимость Ахримана, отсрочивает эту победу. Выбор ясен; именно поэтому совершенные катаризма будут столь непреклонны. Обязанности верующего маздеиста описываются тройственной формулой: иметь добрые мысли, произносить добрые слова и совершать добрые дела. Можно отметить, что эта формулировка учитывает три основных плана: Мысль принадлежит к сфере Духа, Слово — к сфере Души, Дело — к сфере Материи и Тела. Эта «триада», хорошо известная раннему христианскому богословию, но подзабытая официальной Римской церковью, вновь отчетливо появится в учении катаров.
Таким образом, в маздеизме есть четкая эсхатология. После окончательного падения Ахримана, то есть когда у него уже не будет причин существовать (он существует только благодаря тварям, которые следуют за ним, то есть не творят добро или творят его несовершенно), Ахурамазда свершит Страшный Суд. Он откроет Книгу, где записано поведение каждого. Те, кто соблюдал заповеди «Авесты», то есть, по сути, все человечество, наконец примирившееся с собой самим, будут приняты в Рай Света, в царство Ахурамазды. Нельзя не заметить параллелей с христианской эсхатологией.
Впрочем, есть и другие. Окончательное поражение Ахримана и сил Зла предвестят пророки и прежде всего мессия, Саошьянт, то есть Спаситель. Он придет, чтобы провозгласить, что близко время и что каждый должен готовиться, посредством молитвы и очистительных ритуалов, ко дню Страшного Суда. Это не имеет ничего общего с древнееврейской традицией, и тем, кто продолжает внушать себе, будто Новый Завет является продолжением Ветхого, следовало бы изучить «Авесту», чтобы понять, в чем состоят настоящие истоки христианства. Недаром же основатель христианской религии — это святой Павел, представитель эллинистической греческой культуры, а не святой Петр, закоренелый иудей, низведенный всего лишь до олицетворения постоянства.
Как и большинство древних религий, маздеизм включал некоторое количество обрядов жертвоприношения, что предполагает некую тенденцию к аристократизму: только богатые могли позволить себе приносить животных в жертву. Но пророк и реформатор Зороастр отменил эти жертвоприношения, справедливо рассудив, что этот жестокий обычай только укрепляет силы Зла. Это очевидно привело к определенной демократизации религии, потому что отныне богатые и бедные имели равные возможности для отправления культа. Кроме того, Зороастр свел это отправление к его простейшему выражению, и этот упрощенный вариант мы обнаружим во всех религиозных сектах, причисляющих себя к дуалистическим, и в частности у катаров.
Не слишком хорошо известно, были ли у маздеистов храмы. Этот вопрос остается спорным, но если они и были, речь идет не более чем о каких-то местах на горах, на возвышенностях, где, согласно Геродоту, персы предпочитали приносить жертвы. Похоже, маздеисты думали так же, как и друиды: божество не может быть заключено в построенных святилищах, и лучший способ почтить божество и войти с ним в контакт — выйти под открытое небо, а лучше — взойти на вершину, потому что вершины символически соединяют Небо и Землю. То же было у кельтов, чей неметон представлял собой либо поляну в лесу, либо вершину холма, но безо всякой крытой постройки.