В Пюилоране все маленькое, даже сводчатый зал со стрельчатыми оконными переплетами, занимающий внутреннюю часть башни. Но эти малые размеры, отнюдь не исключающие удлиненности в небо, придают всему ансамблю странный, почти тревожный вид. Окрестности, поросшие лесом, превращают эту крепость в некое логово призраков или даже вампиров, как в Карпатах.
Но частыми гостями Пюилорана были вовсе не вампиры. На самом деле в первой половине XIII века здесь бывали многочисленные катары. Правда, некоторые северные католики считали еретиков демонами, жаждущими крови! К несчастью, документов об этом периоде нет, и никто точно не знает, был ли Пюилоран одним из последних прибежищ катаров, как Монсегюр или Керибюс, как ничего не известно ни о событиях, которые привели к его сдаче, ни об обстоятельствах, при которых она произошла. Что касается находившихся здесь катаров, они тоже исчезли. После себя они оставили только легенды, прежде всего, легенду о Белой даме, в которой иные опять-таки узнают королеву Бланку Кастильскую. Но в 1880 году в эту Белую даму еще верили, как напоминает Луи Федье, дотошный историк графства Разе и диоцеза Алет: «Белая дама — все еще живое воспоминание галло-кельтской эпохи, воплощение жриц друидического культа, две тысячи лет назад проводивших таинства своего дикого обряда, воспоминание, по сей день живущее в этих краях. Белая дама замка Пюилоран появляется в некоторые эпохи, зимними ночами при свете растущей луны, и, влача за собой свои призрачные вуали, обходит столь впечатляющие развалины башен и укреплений старинной крепости».
Мы в Пиренеях, напротив Корбьер. Белые дамы, как хорошо известно, посещают все долины Пиренеев до самого атлантического склона. Одну как-то видели даже в Лурде, в пещере Массабьель. Впрочем, эти Белые дамы осмеливаются заглядывать и в Корбьеры, особенно в графство Разе, где их якобы неоднократно встречали. Конечно, вспоминать шатобриановский образ Велледы несколько излишне, потому что с точки зрения исторической нет никаких доказательств, чтобы это были друидессы. А вот феи имеют кельтское происхождение — галло-кельтское, как сказал бы Луи Федье. Правда, в 1880 году в тех краях о катарах столько не говорили, зато самый расцвет переживала кельтомания. Повсюду находили друидические памятники, возникшие самое меньшее за две тысячи лет до друидизма. Утверждали, что бретонский язык — древнейший язык в мире и на нем говорили в земном раю. Утверждали, что Иисус не был евреем, потому что был галилеянином, а значит, «галлом».
Эти подробности о состоянии умов в регионе Пюилорана, Монсегюра и графства Разе в конце XIX века небесполезны. Они представляют собой данность, которую надо иметь в виду, изучая открытие катаризма заново в последующие десятилетия. Вновь возникли странные предания, касающиеся Иисуса и Марии Магдалины — она же Белая дама — и связанные с Разе. Катаров причудливым образом связывали с тамплиерами — хранителями Грааля и наследниками древних друидов — жертвами римско-католических репрессий. А в те же времена, в безвестности, некий аббат Буде, который станет кюре Ренн-ле-Шато, готовил книгу о «подлинном галльском языке», книгу столь же экстравагантную, сколь и очаровательную, но возникшую, конечно же, неслучайно.
В нашем представлении земля катаров — это Окситания. Это неверно: катаризм имел отношение лишь к очень определенным районам Южной Франции, а с другой стороны, забывают, что он в равной мере спорадически проявлялся и на севере, прежде всего в Шампани, не говоря уже о Северной Италии — зоне, где он, похоже, возник впервые. Надо также напомнить, что люди того времени не называли этих еретиков катарами: это название иногда употребляли только последние в разговорах меж собой. Они были известны под богословским названием «дуалисты», под разговорным названием «патарены» — по всей очевидности, этот термин представляет собой искаженное слово «катар», а в целом, особенно с 1209 года, под родовым названием «альбигойцы». Значит ли это, что центром ереси был город Альби и его ближайшие окрестности?
Конечно, нет: в Альби было не больше катаров, чем в других городах Лангедока. Даже похоже, что Альби был менее затронут ересью, чем другие города, и очень многие из его жителей вступили в ополчение для участия в вооруженной борьбе с еретиками. Возможно, это название связано с памятью об одном характерном случае: в начале XII века епископ Альбигойский Сикард попытался сжечь нескольких еретиков, но население, чтя свободу мнений, их освободило. Можно видеть в этом названии и память о теологических дискуссиях, которые в 1176 году в Альби вел с еретиками сам архиепископ Нарбоннский; эти дискуссии в основном представляли собой диалог глухих и закончились провалом. На самом деле народ в Окситании обыкновенно называл катаров «добрыми людьми», что было формой признания их нравственных достоинств, но не имело никакого дополнительного географического смысла.
Точно описать расселение катаров в средневековой Окситании трудно, поскольку оно было очень неравномерным, часто зависело от социальных или экономических условий, часто — от присутствия катарских «диаконов», которые более или менее успешно проповедовали или подавали пример собственной жизнью. Эту трудность усугубляет тот факт, что ересь поражала все классы населения без всякого различия. Бенедикт де Терм и Раймунд де Мирпуа были, например, наследниками знатных и богатых семейств. Эсклармонда де Фуа была виконтессой. Но с ними соседствовали бюргеры — богатые и бедные, крестьяне, ремесленники, профессиональные солдаты, — оставившие свое ремесло как несовместимое с доктриной об уважении к жизни, бродяги, разумеется, клирики-отступники, короче, разношерстная и разнородная масса. В некоторых деревнях катарами были все. В других не было ни одного катара или их было совсем мало и порой им приходилось скрываться. Точно так же встречались деревни, где преобладали ортодоксальные католики. Но тем не менее Тулуза с ее университетом, с ее концентрацией населения была глубоко и более или менее тайно проникнута катарским духом. Наконец, имелись сочувствующие, которые, не обращаясь в катаризм, вполне допускали рядом с собой присутствие катаров и при надобности помогали им, насколько это было в их силах. Скольких катаров спасли таким образом от тюрьмы или костра инквизиции правоверные католики!